“Напиши, куда можно деньги за похороны отца перевести. Могу наличкой передать. Живу там же, на Монастырской”. Номер не был известен, но я поняла, что это Сергей, мой брат. Только что с ним должно было случиться, чтобы у него появились деньги, с которыми он был готов добровольно расстаться?

Мы с Серёжей с детства хуже кошки с собакой. Он старше на десять лет. Отец ушёл от мамы сразу после моего рождения. Я его не помнила. А брат помнил. Мама рассказывала, как брат сбегал к отцу, прятался, когда мама за ним приезжала. Отец наш был алкоголиком, лишенным родительских прав. Я видела его всего несколько раз уже будучи относительно взрослой.

Мама умерла, когда мне было тридцать. Сережа тогда пил, не работал, перебивался шабашками, мог легко переночевать на улице среди совсем опустившихся людей. Жильё у брата было, мама разменяла квартиру, ему купила комнату на Монастырской, мне приобрела однокомнатную квартиру. Сама мама осталась ни с чем, но она до последнего жила в однушке.

Маму хоронила я. Брат с горя ушёл в двухмесячный запой, мне сказал, что денег нет, но когда-нибудь потом он похоронит нашего отца за свой счёт, я – маму, он – отца, всё честно. Мне всегда было наплевать на отца, поэтому обещание брата меня разозлило.

Через три года умер папаша. Мне об этом сказал Серёжа. Они часто выпивали вместе, и брату повезло, что не он был собутыльником в тот день, когда пара алкашей, среди которых был отец, насмерть отравилась суррогатом. Брат хотел, чтобы я оплатила похороны.

– Пусть хоть в канаву выбросят, мне наплевать! Это чужой для меня человек! – сказала брату.

В итоге я всё оплатила. Для очистки своей совести. Муж сказал, что деньги – ничто, чистая совесть намного дороже. Он хорошо меня знает. Я уверена, что не стала бы даже вспоминать об отце, если бы его зарыли в безымянной могиле, муж был уверен в обратном.

Брат на могиле отца поклялся, что вернёт мне всё до копейки. Правда, он был в таком состоянии, что об этом забыл. Напомнила, он ещё раз пообещал. От отца ничего не осталось. Жильё он пропил, жил на птичьих правах в каком-то бараке.

Несколько лет от брата не было ничего слышно, и тут такая щедрость. Я решила съездить, хоть в глаза ему посмотреть. Брат всё-таки.

Сережа был трезв. В комнате чисто. Ни бутылок, ни окурков. На диване чистое постельное бельё. В комнате можно ходить без обуви. Окно прикрыто новыми на вид шторами.

– Пить бросил, – ответил Сергей на мой удивленный взгляд. – Работаю. Деньги накопил. За похороны отца. Держи, – он передал мне пачку купюр, которые достал из шкафа.

Я пересчитала, денег было больше, о чем сказала.

– Племянникам что-нибудь купишь, – сказал Серёжа. – Совсем уже большие, да? Чай будешь?

Чай мы пили из чистых кружек. Брат рассказывал, как лежал в наркологии, как ловил белочку, как чуть не замёрз, как однажды очнулся в больнице, как его избивали…

– Закодировался? – поинтересовалась я.

– Было дело, не помогало. Нет, в этот раз нет. Проснулся и понял, что свою цистерну выпил.

Немного рассказала ему о детях, мы вспомнили маму, я поехала домой. Уезжала, радуясь за брата. Как бы то ни было, он сын нашей мамы. Она бы хотела, чтобы у него всё было хорошо.

Через пару недель по работе была на Монастырской. Решила заглянуть к Серёже. Припарковалась возле подъезда, вышла из машины, услышала крики и музыку, подняла голову – гуляли в комнате брата. Он кричал громче всех, чтобы ему налили. Села в машину, уехала домой.

Деньги, которые дал Серёжа за похороны отца, решила отложить. Пригодятся, когда надо будет хоронить брата. Записано.